потому что если наши женщины для западных мужчин интересны и привлекательны, то русский мужчина, иммигрант без жилья, денег и блестящих перспектив, среди англичанок не котируется совсем. И нашим тоже особенно не нужен.

– Неужели перспективы столь мрачные?

– Какая перспектива может быть у девочки, которая приехала сюда и несколько лет работает на полях? Она же не просто решает финансовые проблемы, она вырывает себя на пять лет из своей среды. Она лишает себя возможности расти профессионально, нарабатывать какие-то связи. Училась на архитектурном факультете, а здесь пять лет проработала на ферме. Она отложила восемь тысяч фунтов, но потеряла развитие в своей среде, полезные контакты в своей сфере деятельности, возможность участвовать в каких-то интересных проектах, реализовываться профессионально, реализовываться во многих других сферах.

– Это не для всех верно. Есть люди, которые приезжают с определенными целями. Вот смотрю русскую газету – парень из Грузии приехал в Лондон, и есть возможность создать свой театр. Я полагаю, что для этого стоит оставить Грузию и приехать в Лондон, потому что здесь такой театральный микс, здесь такое разнообразие, такой уровень театрального искусства, что оно дает этому парню возможность расти и развиваться в любом направлении. Дизайнер, приезжающий из Киева, чтобы применять здесь свои идеи… Вот черпать их здесь хорошо, но применять лучше в Киеве. Делать свою линию одежды и развивать ее. И тогда деньги и слава придут гораздо быстрее, потому что конкурировать с раскрученными лондонскими модельерами – задача непосильная. Многие руководствуются иллюзиями и приносят в жертву и свою жизнь, и свои семьи, и свою молодость, а в итоге прожигают жизнь. Лишь единицы умеют конвертировать свое пребывание здесь в выгоду для себя, для своего будущего.

– Почему же люди, чувствуя вампиризм города, не уезжают?

– Тот, кто вовлекся во что-то, сразу бросить не получается – раз. Отсутствие силы воли – два. Сильна та же самая иллюзия: ну как же, я уже приехал. Приехал, чтобы все у меня в селе, городе знали, что я живу в Лондоне. Если человек не удовлетворен своей лондонской жизнью, то он пошел на поводу иллюзий, это все извне. Он потерялся. Если это твое, и рожденное твое, и искреннее, и изнутри идет, тогда ты на пути поиска. Может быть, это твой путь, и ты должен что-то открыть для себя здесь. Нет идеального города, нет идеальной страны. Все внутри меня. Если я не принимаю что-то в Лондоне – действительно ли это мое внутреннее, а не наносное, иллюзия? И стоит задать себе честный вопрос: а получаю ли я от Лондона что-то необычайно полезное для себя, для своего будущего? Например, дома я не имел возможности слушать африканские барабаны, а здесь – не только слушать, но и играть на них, и я от этого в восторге. Если здесь я что-то получаю для себя, развиваюсь, приобщаюсь, открываю что-то новое – тогда во всем этом есть смысл.

Мистер и Миссис Победители

Надя проводит меня в светлую кухню-гостиную, как это часто встречается в английских квартирах, и ставит чайник. На столе появляются печенье, конфеты, две очаровательные чайные кружки кобальтовой расцветки. «Привезла из Петербурга, – отмечает Надя. – Денис страшно протестовал, тяжело и рискованно, но я настояла». Последние лучи закатного солнца освещают уютную кухню, запах мятного чая заполняет пространство, и отовсюду веет покоем и уютом. Денис и Надя уже семь лет живут в Лондоне, у них собственная квартира на Кэнэри Ворф – престижном деловом районе, и они уже два года – граждане Великобритании. Я знаю, что Денис работает программистом, а Надя недавно окончила лингвистический факультет. Некоторое время она переводила дела российских граждан для Страсбургского суда, собственно поэтому я пришла к ней в гости взять интервью для русской газеты.

– Про меня напечатают в газете, – таинственно сообщает она сыну.

– В какой газете? – округляет глаза Максимка. – В «Файнэншл Таймс»?

– Нет, – смеется Надя. – В русской.

– А что ты натворила? – Максимка заинтригован.

– Ограбила банк! – страшным голосом сообщает Надя.

– Ой, мамочка, тогда купи мне, пожалуйста, те найковские кроссовки за сто двадцать фунтов, помнишь, я тебе показывал в «Сокерсе»?

Нина смеется и говорит, что она отдала все деньги папе.

– Денис очень впечатлен – полушепотом сообщает она. – Он не сказал мне ни слова, но сообщил по телефону дюжине своих знакомых, что у его жены будут брать интервью для ведущей русской газеты в Лондоне. Наверное, купит дюжину экземпляров и будет всем демонстрировать. Я наконец-то подтверждаю высокий статус его жены! – фыркает она в чай.

Шестилетний Максимка носится по кухне кругами и утверждает, что он реактивный самолет.

– Максима, скажи папе до свидания, он придет поздно, ты уже будешь спать, – отправляет она сына в прихожую. – Денис, ты можешь взять мой проездной, я сегодня уже никуда не поеду.

Денис, одетый в костюм с галстуком, последний раз проверяет наличие зонтика, бумажника, проездного.

– Куда идет Денис? – интересуюсь я, когда дверь за ним закрывается.

– Кажется, в театр.

– В театр? Один?

– Нет, с какой-то знакомой с работы.

– ?

– Мы разводимся.

Мы познакомились с Надей полгода назад на русском литературном объединении. Она принесла свои стихи на обсуждение. Стихи назвали слабоватыми, посоветовали попробовать себя в прозе, ну и вообще отозвались довольно жестко, но она не ушла. Она почему-то очень обрадовалась знакомству с русскими людьми, с которыми можно поговорить о литературе – все годы, проведенные в Великобритании, она в основном общалась с англичанами. Невысокая застенчивая девочка с челкой каре и большими серыми глазами. Никто в жизни не дал бы ей двадцать шесть лет и не предположил шестилетнего ребенка. В правом углу ее листочков со стихами стояла фамилия Надя Виннер (Победитель).

– Что это? Литературный псевдоним? – вскинул глаза Мастер. – Если псевдоним, то очень неудачный. Претенциозный. Он раздражает, следовательно, отталкивает читателя. Время Демьянов Бедных и Максимов Горьких прошло.

– Нет, это официальная фамилия. Мужа, – почему-то извинилась она. – Мне не нравится.

Все пожали плечами. Что значит: нравится – не нравится. Пусть уж лучше Виннер, чем Лузер (Неудачник). Фамилии Портер (Грузчик) и Тейлор (Портной) хорошо звучат для русских друзей и родственников, а в Англии грузчик он и есть грузчик.

При более близком разговоре выяснилось, что муж Нади совсем не англичанин, а простой саратовский парень Денис Андрющенков, с подчеркнутым комплексом провинциала, от которого, видимо, так и не избавился за годы жизни в Лондоне. Получая британский паспорт, он пожелал сменить свою труднопроизносимую русскую фамилию на английскую, что в принципе понятно (англичане просто вешаются, когда им попадается что-то вроде Чащина или Расцветаевой), но фамилия Виннер – это все-таки как-то очень по-подростковому. Надя это чувствовала. Денис, видимо, нет. Он с первых дней в Англии именовал себя на европейский манер «Дэннис», а она упорно подчеркивала свое русское «Надя». Менять свое имя ей не хотелось.

Они познакомились в России, когда Наде только исполнилось девятнадцать. Она окончила школу и, не поступив с первого раза на любимый факультет иностранных языков, готовилась к экзаменам следующего года. С Денисом познакомилась в гостях у друзей, немного встречались, он был увлечен, она не очень, а потом она вдруг оказалась беременной, и жизнь приняла совершенно другой оборот. Денис был готов жениться и даже настаивал, но у него были готовы документы на выезд в Великобританию, и менять свои планы он не собирался. Надя не хотела уезжать в другую страну, не хотела отказываться от факультета иностранных языков, не хотела расставаться с мамой и оставаться с Денисом, которого она едва знала, но ей было всего девятнадцать, она была беременна, и все вокруг твердили, что ей сказочно повезло. Денис, двадцатичетырехлетний высококвалифицированный программист, получил предложение работать в британской компании в Лондоне, в глазах саратовской общественности, он был блестящим женихом. Надя покорилась.

Рожать и нянчиться с новорожденным Максимкой пришлось в одиночестве, черпая знания по уходу за младенцами из английских пособий и телефонных разговоров с мамой. Денис целыми днями пропадал на работе, иногда вкалывая по двенадцать-четырнадцать